Кладоискатель - Страница 2


К оглавлению

2

— А что там ещё есть? — поинтересовался я, рассматривая монеты. Среди них не было ни одной похожей на другую: квадратные, овальные, круглые, из разных стран и эпох; казалось невероятным увидеть столь разные монеты в одном месте.

— Ой, там много чего ещё! Камушки всякие, колечки, серёжки, бусинки разные, — ответил ребёнок, продолжая вытаскивать свои сокровища. — Вот, смотри, что ещё у меня есть!

И она вытащила из сумки перстень с крупным красным камнем.

Я взял его из рук ребёнка и внимательно осмотрел на свету. За свою жизнь через мои руки прошло немало драгоценных камней, и я хорошо научился в них разбираться, чтобы скупщики краденого не обманывали меня при оценке добычи. И если сейчас глаза и руки меня не подводили, крупный красный камень посреди перстня был ничем иным, как Императорским рубином. О них мне когда-то рассказал один бедолага-ювелир, оказавшийся из-за своей большой любви к драгоценным камням на соляных шахтах. Он мог рассказывать о них часами, а так как мы были закованы одной цепью, я был невольным и единственным его слушателем. Мне было жаль этого маленького безобидного человечка, оказавшегося из-за любви к красивым камням среди каторжников и убийц. Он любил их как мать любит свое дитя, и просто не мог с ними расставаться; поэтому во многих кольцах и кулонах, изготовленных им для своих заказчиков, сверкали вместо турпинов и алмазов, рубинов и бесценных дарпанов искусно изготовленные подделки. И ладно бы если бы он делал это из корысти, что я мог понять; но то, что двигало им, было не жадностью, а страстью, которая и привела его туда, откуда возврата нет. Когда он умирал у меня на руках, изнурённый жарой, жаждой и болью от побоев, в бреду он жалел лишь о том, что ему так и не удалось ни разу увидеть Императорский рубин, который он ещё называл «султаном средь драгоценных камней».

Вот я и исполнил твою мечту, маленький ювелир из Салорабада! Я держу в руках Императорский рубин. Невольно вспомнилось всё, что рассказывал мне он о них под палящим солнцем под свист плетей надсмотрщиков. Густой, насыщенный багряный цвет, наполненный каким-то едва видимым золотым сиянием, придающим исключительную красоту камню. Если провести рукой по поверхности, то как будто прикасаешься к бархату. Их называют императорскими, потому что только величайшие из владык достойны носить их. По преданиям их хозяин может не бояться яда и болезней, камень придаёт силу и ясность ума, позволяющую принимать правильные решения; и самое главное: царь, который им владеет, может не бояться заговора среди своего окружения.

Мне было даже сложно представить, сколько можно было бы попросить за подобный камень, вздумай я его продать. Эти редчайшие камни добывались когда-то на единственном руднике в Западной Валезии, и стоили они безумно дорого, но даже несмотря на свою цену, купить их было почти невозможно: все добытые камни шли исключительно в императорскую казну, а оттуда на украшение императорских регалий. После того, как рудник, на котором их добывали, истощился почти сто лет назад, новые камни брать было больше неоткуда. А здесь, в руках ребёнка, среди ленточек, засохших цветочков и других детских игрушек, я увидел вещь невероятной стоимости, которой пристало украшать собой руку императора, а не быть игрушкой.

— Это ты тоже взяла у папы? — спросил я охрипшим от волнения голосом у Амины, продолжая рассматривать камень.

— Да, только он не знает, и ты ему не говори. Он мне не разрешает там ничего брать, поэтому я взяла это колечко без спроса, и монетки тоже, — ответил ребёнок, любуясь на игру камня у меня в руках.

А я с трудом давил в себе воровские мысли, глядя на сокровище, такое доступное, у меня в руках. В своё время я не раз рисковал жизнью и свободой за вещи, не стоившие и сотой доли этого перстня. Но украсть в доме друга, у маленького ребёнка, не понимающего стоимости и ценности того, что он без спроса взял, я не смог бы никогда. Я знал, что волшебники богаты, но никогда не думал, что кто-то из них может быть богат настолько, что не заметит того, что ребёнок взял в сокровищнице такую невероятно дорогую вещь.

И вдруг в душе неожиданно проснулась обида. Почему так: одним — всё, а другим — ничего? Я глядел на девчушку, а сам вспоминал себя в её возрасте. Я мало что помнил из детства, только постоянный голод, а зимой ещё и холод. Нас было восемь у матери; отец вечно пропадал на заработках, работая на более богатых соседей. Я помнил только его чёрное от усталости и работы лицо, и как он, хоть и работал от зари до зари, никак не мог выбраться из нищеты. Помнил и себя, вечно тощего и голодного. Очень часто, от голода я не мог заснуть, и мечтал о том, как хоть раз в жизни досыта наемся.

От голода спасал лес. «Кормилец», как его ещё называли у нас в деревне. Я припомнил, как холодными долгими зимами, трясясь под драным одеялом, я ждал лета, чтобы убежать в лес, и там набить живот грибами и ягодами. А ещё вспомнилась зависть в глазах братьев, когда меня забрали из дома в баронский особняк помогать на кухне. Они думали, что там я буду всегда сыт, и это казалось сказкой, в которую все хотели попасть. И я тоже вначале радовался, думая, что при кухне голодать не буду. И вправду, я не голодал, но голод сменился тяжким трудом и побоями от всех, кто был старше и сильнее. Били много и часто, за все, что только можно, а когда не было повода, били просто так, от скуки, и оттого, что могли, а спроса с них за это не было.

Здесь же, в этом саду, растут цветы, поют птицы, стол уставлен едой, за которую в детстве я б душу продал. Ребенок играет с колечком, за которое можно купить небольшой город вместе с жителями. Я не понимал, почему так несправедлива жизнь. Я смотрел на Амину, и знал лишь одно: как бы её жизнь не сложилась, всё у неё будет хорошо. Папочка, который таким невероятным путем вернул их с мамой назад, сделает всё, чтобы у его единственной доченьки всё было замечательно. В её жизни никогда не будет ни голода, ни болезней, ни тяжёлого труда, от которого ломит всё тело. И уж тем более никто и никогда не посмеет ударить единственную дочь волшебника.

2